Игорь Корчагин

«Я знаю, что многим животным в цирке лучше, чем в дикой природе»

Игорь, в детстве вы занимались спортивной гимнастикой. Вы с юных лет мечтали быть цирковым артистом?

С детства я занимался спортивной гимнастикой. По выходным по телевизору показывали передачи о цирке, я регулярно смотрел. Всегда хотелось быть цирковым артистом. И так получилось, что мой одноклассник Миша Арбузов сначала ходил со мной на гимнастику, а потом в цирковую студию. Он меня «заразил» конкретно цирком, и после восьмого класса мы с ним поступили в цирковое училище.

Каким вам представлялся цирк в детстве?

В детстве цирк представлялся какой-то недосягаемой мечтой. Мне казалось, что это так далеко, феерично. Даже не верилось потом, что я все-таки стал цирковым артистом.

После школы вы с другом поступили в цирковое училище. Какой жанр привлекал больше всего?

В ГУЦЭИ я поступил в 1979 году. Мне нравились все жанры, но в итоге выбрал гимнастику и выпускался «гимнастом на ремнях» под руководством Владимира Курзямова. У нас был сильный номер, но поработать не пришлось. Мы ушли в армию.

В советском цирке было много сложных номеров, которые сейчас никто не делает. Как вы считаете, это происходит, потому что раньше в вузе требования были выше или у будущих артистов было больше задора и желания удивить?

В советском цирке, и это естественно, номера были посложнее, поинтереснее. Их было больше. И самих цирков в стране было больше. Да и в училище поступали, потому что просто хотели стать артистами цирка, а сейчас люди идут, как говорится, чтобы как можно больше денег заработать. Многие студентки ГУЦЭИ сегодня после окончания училища не идут работать по профессии, а устраиваются, куда могут. Что касается Росгосцирка, сейчас другие тенденции — капитализм. Раньше ты делал трюки, тебе сразу приходила тарификация, эти трюки оплачивались. А сейчас делаешь ты трюки, а ставка как была копеечная, такой и остаётся. Поэтому цирк, как я думаю, деградирует. Он никогда не будет прежним, как не прискорбно это осознавать.

После циркового училища вы работали в номере «Гимнасты на ремнях», позже в коллективах «Акробаты на шестах» и «Акробаты на батутах». Какая программа вас больше увлекала?

Из трёх перечисленных, конечно, интереснее было у Сурена Торосянца на батутах. Он с одного батута переходил на два, делал площадки между ними. Мы осваивали новый, как говорится, аппарат. Было интересно, перепрыгивать с одного батута на другой. Очень яркая была задумка, мы долго репетировали. Позже к Сурену Торосянцу пришла идея «Шоу баскетбол», он сделал номер с баскетбольным мячиком, повесили кольца. Номер был, кстати, очень оригинальным, пользовался популярностью за рубежом. Но я в это время уже работал у Владимира Довейко.

В 1993 году в составе труппы народного артиста СССР В. В. Довейко вы стали обладателем «Золотого льва», на международном фестивале в Сантьяго-де-Чили. Какие воспоминания остались от конкурса и Южной Америки?

Воспоминания самые разные, от хороших до негативных. Из хорошего. Я впервые был в Южной Америке, очень красиво. Жили мы на ранчо, прямо сразу за ним начинались большие горы, вершины покрыты снегом, очень красиво. Дикие кролики бегали. Программа была разнообразной, много зарубежных артистов участвовало в фестивале. А из негатива — травмировались очень много. Я рёбра сломал, у Саши Полянского тоже случился перелом, но у него сложнее, он долго лежал в госпитале. Я объясню это так: любой фестиваль предполагает волнение, а это значит повышенный травматизм, ведь старались лучшие и сложные трюки показать. Такие вот воспоминания. А Чили страна очень хорошая.

В 2006 году вас наградили Почетной грамотой Министерства культуры и массовых коммуникаций РФ и Российского профсоюза работников культуры. О какой награде мечтаете сегодня?

Я не мечтаю, в принципе. Я заслужил звание и заслуженного артиста. Можно было бы и «орденочек» дать какой-нибудь типа «Дружбы народов». (Смеётся). Какую награду? Хорошую ставку. Ну, не знаю, пока ничего из этого у меня нет.

Вы неоднократно представляли советский и российский цирк за границей. Какие забавные ситуации происходили в поездках?

Забавных ситуация было очень много, всё не перескажешь. На ум сразу одна приходит. Были на гастролях в Америке, и в городе Норфолк под выходной решили с другом Степаном поехать в ночной клуб. Вызвали такси, подъехала машина, за рулем афроамериканец. Мы ему на ломанном английском объяснили, что нам нужно в ближайший клуб, потанцевать, покушать. Поехали и оказались в чёрных кварталах. (Смеётся). Видимо, плохо мы всё-таки друг друга поняли. Заходим в клуб. Там охрана, все афроамериканцы. К нам подбежал администратор. Мы сказали, что из Московского цирка. Он удивился, а потом говорит: «Выпивка, закуска — за наш счёт, только чего-нибудь покажите». И как по мановению волшебной палочки начали собираться люди. Был полупустой клуб, буквально через час — аншлаг. Все друг другу звонят, мол, идите, здесь двое русских циркачей… Мы им сальто-мортале показали, попрыгали… Хорошенечко отдохнули. Обратно поехали — тоже афроамериканец в машине копается, сделал глаза такие дикие, когда нас увидел. К гостинице подъехали, я поднялся в номер, вынес ему октябрятских звёздочек. Чувак меня благодарил, это для него подарок был, конечно, потрясающий.

Вместе с В. А. Стихановским вы создали оригинальный воздушный полёт «Миражи». Расскажите о работе над номером, о сложностях, с которыми пришлось столкнуться?

Там вообще такая история была. Начиналось всё как воздушная рамка. Я репетировал рамку, и у меня поменялся режиссёр. Прежняя отказалась, у неё много было номеров. Я подошёл к Владимиру Стихановскому, показал ему трюковую часть, он говорит: «Это хорошо, я перепишу в сценарий и возьмусь за вас». Проходит какое-то время, я предложил вместо одной рамки сделать две, чтобы можно было перекидывать партнёра с одной рамки в другую. Он ответил, давай попробуем. Начали пробовать, в лонже оказалось неудобно, надо над сеткой. Над сеткой, когда рамки повесили, смотрим, не то получается. Решили рамки раздвинуть пошире, в центре поставить лопинг. Постепенно от рамки мы пришли к полёту, оригинальному, где было восемь исполнителей. И за границу мы ездили, год в Италии работали в цирке. Номер зрелищный, необычный, как раз для шапито, в разные стороны летают, заполняют пространство. Год мы так гастролировали. В Португалию мы два раза съездили с этим полётом. А потом ребятишки мои все убежали в Cirque du Soleil. Ну, может это и к лучшему, я бы так к верблюдам не пришёл. Сложностей было много. Я-то никогда в воздухе не работал, именно в полёте, только ходули, акробатика, ремни… Пришлось научиться, стал ловитором.

Вы получали дополнительное высшее образование по направлению «режиссура». Удалось ли применить свои знания в цирке?

Естественно, эти знания пригодились. Когда мы работали с Владимиром Стихановским над созданием «Солнца пустыни», номер уже выпустился. И потом я вносил правки, корректировки, какие-то элементы добавлял, номер становился только лучше.

В одном из интервью вы упомянули, что всегда мечтали работать с верблюдами. Чем вам интересны эти животные?

Верблюды меня покорили прежде всего тем, что это необычные животные. В 85-м мы работали с Ромой Белей в одной программе, в парад я должен был выходить с верблюжонком. У меня был костюм араба и годовалый верблюжонок, такой хороший, реснички длинные, я ему из дома вкусняшки всякие приносил. Вот уже тогда мне верблюды понравилось. А потом, кажется, в 2004-м мы были в Тбилиси, я в полёте работал, и с нами в программе был Эрик Исрафилов. Я каждый день выходил, смотрел, до сих пор восхищаюсь. И как-то я у него спросил: «Когда завяжу с полётом, гимнастикой, по возрасту не смогу работать, возьмёшь на стажировку?». Он ответил: «Никого не беру, тебя возьму». Вот пришло время. Я к нему обратился. Он говорит: «Ну, раз обещал, давай». Вот я простажировался два месяца, и потом уже поехали с Евгением Молчалиным в астраханские степи брать верблюдов.

Почему выбрали для работы диких животных, а не рождённых в неволе?

Ну, они не совсем дикие. Дикие верблюды в Монголии сохранились, восемьсот голов, не больше. А это калмыцкая порода, которая выведена искусственно, где-то в тридцатые годы прошлого века. Их загоняют в левады, они рожают малышей, те подрастают и дальше их выпускают в общее стадо. Они на свободном выгуле, поэтому полудикие, хотя домашние. Мы отобрали восемь верблюдов. Женя Молчалин привёз их в ивановский цирк. Там я осел на репетиционный период, и там этот номер и создавался.

Цирковое «Солнце пустыни» не имеет аналогов. Оно наполнено сложными элементами, например, различными перестроениями, характерными для номера с лошадьми. Как быстро этому научились верблюды?

Верблюды очень умные. С ними легко было, я даже не ожидал. Но, естественно, мы репетировали и утром, и вечером. Всё на прикорм, морковочку… Это так здорово — сделать номер, не такой, как у всех, причем, хороший. Я думаю, что мы этого достигли.

Многие неоднозначно относятся к цирку с животными, особенно с экзотическими. Что для вас цирк с животными?

Цирк с животными — это жизнь, это традиции вековые. Тем более, я знаю, что многим животным в цирке лучше, чем в дикой природе. Хороший уход и живут они дольше, потому что их и лечат, и сбалансированное, грамотное питание. Даже верблюды с удовольствием идут на репетицию, на работу. Я вижу, что им нравится. Их бы на мясокомбинат отправили, а так живут уже у меня 13 лет. Так что животным в цирке — быть!