Ирина Левицкая

«Очень хочется посмотреть представление, от которого сердце будет радоваться, а душа улыбаться!»

Ирина, ваша семья с лёгкостью могла бы отработать на манеже целое отделение. Расскажите о родных и жанрах, в которых они выступают?

Мы работали все вместе в конвейере Союзгосцирка. Мой папа, Рудольф Давыдович Левицкий, — режиссёр, инспектор манежа, вёл программу. Старшая сестра, Элеонора Левицкая, работала номер «Карнавал собачек», брат Игорь Левицкий — эквилибрист на вольностоящей лестнице, а также, он работал с папой клоунаду. Муж сестры был частью коллектива джигитов «Молодая Туркмения» под руководством Батыра Аннаева. Я дрессировала коз. Мы полностью заполняли первое отделение и половину второго.

Будет несправедливо, если я не вспомню дедушку Давида Ильича Левицкого, который был одним из основателей советского цирка и отдал 45 лет этому делу. Наша семья насчитывает уже четыре поколения династии Левицких — 119 лет! Сегодня работают мои племянники — Рудольф Левицкий и Давид Левицкий.

В кинорубрике нашего журнала вы упомянули масштабный номер своей сестры «Карнавал собачек», в котором было задействовано 45 собак, преимущественно такс. Что скажете о характере и артистических способностях этой породы? Вам приходилось как-то взаимодействовать с ними, помогать сестре?

Мне неоднократно приходилось работать с номером сестры. Было очень тяжело, потому что мы с ней разнополярные и в жизни, и в работе. Таксы своенравные, упрямые, безумно умные и не всем дают собой руководить, поэтому авторитетней, конечно, была сестра. Со мной можно было сфилонить, но работать приходилось. (Улыбается.) После собак я в своём номере с козами просто отдыхала, была с животными на одной волне.

Вашу дочь Александру называли «никулинской внучкой». Расскажите о дружбе юной артистки с Юрием Владимировичем.

Саша попала к Никулину в шесть лет. Когда он увидел её запись, лежа в больнице, в приказном порядке распорядился: «Девочку ко мне!». Было много преград, много «доброжелателей», которые строили препоны, но мы вместе с Юрием Владимировичем всё преодолели и приехали к нему в цирк. Никулин, конечно, обожал её, называл своей «цирковой внучкой». Саша была скромным, непосредственным ребёнком, и это его умиляло. Юрий Владимирович был безумно внимательным, каждое утро звонил по местному телефону и спрашивал: «Как дела, как наша звездочка?». Не было ни одного концерта, куда его приглашали, на который он не взял бы с собой Сашу. Вместе они объездили всю Москву. Никулин никуда не отпускал Сашу даже по разнарядкам нашего цирка на пр. Вернадского.

До начала своей карьеры вы мечтали стать акробаткой. Если бы можно было вернуться в прошлое с сегодняшним опытом, выбор бы пал на акробатику или работу с животными?

В детстве нас обучали всем жанрам, преподавали азы циркового искусства. Раньше не было запрета на нахождение детей на манеже, наоборот, это поощрялось, а кого не было на манеже, стыдили за лень. Я репетировала абсолютно всё, в том числе парный кор-де-парель, горизонтальный канат с братом, но мне это было не по душе. Больше всего увлекали «танцы на проволоке». Папа с братом сделали мне «козлики», натянули проволоку, и я репетировала. Мне всё это нравилось и удавалось. т. к. и со слухом у меня было всё в порядке, танцевально-пластично-природный баланс не подводил. Помогал брат, пока не ушел в армию, а потом начались мои мучения… Я много раз падала, потому что приходилось всё ставить самой. Вскоре падать надоело, и я решила подождать до лучших времен. Тогда за мной наблюдал директор киевского цирка, папин друг Борис Михайлович Заец. Однажды он сказал папе: «Зачем ты мучаешь ребенка? Сделай ей коз, с ними мало кто работает». Вот так и появился мой номер, в составе которого было 24 козы и три кабриолета. Козы украшали весь манеж и работали как собачки. Конечно, я счастливый человек, прожила прекрасную творческую жизнь, но, если бы мне сегодня предложили снова этим заняться, я не сделала бы этого. До сих пор не могу воспринимать болезни и смерть животных, не умею воспринимать их как товар, не дано. Зато мне дано понимать их, сочувствовать и создавать все условия для достойной жизни, что и делаю уже почти 50 лет. Уходя из цирка, я забрала всех коз с собой. Сколько им отпущено, столько я и буду рядом, потому что цирковые животные они особенные, особенно мои…

Ваш муж Геннадий Спиридонов отказался от «воздуха» ради семейного дуэта. Что было самым сложным в этом процессе — уход из любимого жанра или установка контакта со своенравными животными? Как козы приняли нового участника номера?

Сложно было всё! Уход из любимого жанра… Было много переживаний, снился канат, Гена каждую ночь во снах работал свой номер. Конечно, и переход в дрессуру не просто дался. В нашем номере я — вожак, лидер, мама, авторитет, такова по своей природе, а муж никогда не работал раньше с козами. Он всё время мне мешал: когда делала трюк, постоянно на него натыкалась, брала козлика, который должен был идти с мужем на трюк, потому что забывала, что теперь работаю в паре. Я ведь долго работала соло, а тут вдруг ещё кто-то. Да и козы не понимали, откуда взялся этот человек (Улыбается.) В общем, супругу было сложно с нами со всеми. Всё приходило со временем. Животные сами выбирают себе хозяина, и они полюбили «папу», но по-прежнему очень сильно разделяют нас.

Как-то вы сказали, что наказывать коз ни в коем случае нельзя, а как призывали рогатых «артистов» к порядку, когда это было необходимо?

Да, я считаю, что наказывать коз категорически нельзя! Возможно, это только мой подход, но за почти полвека общения с ними я каждый раз убеждалась в этом, особенно когда ругалась со своими «партнёрами». Эти животные безумно обидчивые, практически не переносят боль, а ещё они очень злопамятные. Только лаской, только взаимопониманием, только играючи, только чтобы не было страшно, и только чтобы любили и доверяли — тогда всё получится.

Вопреки доказательствам учёных, что козы не различают цвета, вы утверждаете обратное. Что послужило причиной для этого вывода?

Я не могу переубеждать наших дорогих ученых, но в жизни видела обратное. Всегда при смене костюма, козы реагировали ступором, отказывались иногда идти на трюки. В разных цирках ковры и дорожки на барьерах разного цвета. Животные долго привыкали к ним, аппликационные дорожки с орнаментами их вообще пугали. С каждым новым костюмом я давала им знакомиться и так же мы репетировали на новых манежах.

Долгое время вы были артисткой Союзгосцирка и Росгосцирка, а затем стали частью коллектива Большого Московского цирка. В какой структуре было комфортнее всего работать?

Комфорт — это не то слово. Союзгосцирк и Росгосцирк — это мой дом, которому три поколения моей семьи посвятили жизни. Цирк на пр. Вернадского — это эксперимент, на который я пошла, преодолев себя, со слезами уходила из нашего дома. Но всё прошло успешно, и я была счастлива в этом цирке. Это был тот же дом, только немного другой. Была та же семья, очень дружная, но более творческая, с огромными перспективами. Мы вышли на высокий, международный уровень искусства. Получили много наград, в том числе и звание «Заслуженный артист России». В коллективе был лидер, авторитет — наш директор Леонид Леонидович Костюк, за которым все шли. И всё же, стоит заметить, что без Союзгосцирка я бы не была счастлива в цирке на Вернадского, потому что Союзгосцирк — это огромная школа!

Вы ушли из цирка, забрав с собой своих питомцев. Какая она — жизнь вне арены у вас и ваших «партнёров»?

Вот уже год как мы живём с нашими ребятами на даче. Не скажу, что счастливо, потому что есть проблемы. Козы привыкли к циркам, привыкли репетировать, работать, привыкли к другому режиму. Есть проблемы зимой, не всё обустроено. Да и нам непривычно жить вдалеке от города. Ну и, конечно, финансовые проблемы тоже поджимают, мы пенсионеры. Но столько, сколько придется жить с ними — столько и будем. Цирковые животные должны быть со своими хозяевами до конца. Иначе с чужими людьми и другим образом жизни они просто умрут. Очень много разных мнений по этому поводу. Строят какие-то зоопарки, отдают животных, но я считаю, что так делать нельзя! Лучше бы кто-то взялся и построил цирк, или отдал нам цирк, чтобы там жили наши животные, чтобы дрессировщики находились с ними и «четвероногие» артисты ещё могли приносить радость людям, показывая небольшие номера и доживая свой век с «мамами» и «папами». (Улыбается.)

Цирковое искусство сегодня — это…?

Мне трудно ответить на этот вопрос, потому что я из старого поколения. Понятие «цирк» в моей голове и сердце совсем другое, смысл этого слова потерян. Реформы не нужны для династийного искусства, а оно династийное, семейное. Потеряна школа, традиции, на смену пришла плохая пародия… Тем более в дрессуре, которой нигде не обучают, все знания передаются только по наследству. Давно не была в цирке и думаю, долго ещё не буду. Очень хочется посмотреть программу, от которой сердце будет радоваться, а душа улыбаться, как всегда от увиденного праздника, но праздник сегодня не всегда получается, а жаль… ведь это — Цирк!