Иллюзионистка, шпрехшталмейстер, режиссёр цирка, эстрады и кабаре, драматург

Кристина Рапопорт – человек цирка до мозга костей, выросший «в опилках» и пронесший любовь к этому искусству через всю жизнь. Она уникальным образом сочетает в себе роли артистки-иллюзионистки, режиссёра, драматурга и шпрехшталмейстера, видя свою главную задачу в том, чтобы дарить зрителю надежду через магию и катарсис циркового представления. Её творчество – это мост между классической цирковой традицией и современным театральным мышлением.

Искусство создавать чудо: От «опилков» до театра кабаре


Кристина, вы родились «в опилках», в цирковой династии. Ощущали ли вы когда-нибудь «груз семьи» или обязательство продолжить традицию, или это был исключительно осознанный и желанный путь?

Никто никогда на меня не оказывал давления, родители считали, что я могу заняться всем, чем сама пожелаю, но, видя их фанатизм и увлеченность своим делом, я не могла этим не заразиться. Я всё детство наблюдала, как посреди полей, парков и парковок будто из ниоткуда возникали цирковые шатры с волшебными людьми в потрясающих костюмах, которые устраивали праздник и приносили чудо из какого-то другого мира. В это было невозможно не влюбиться. Вообще, мне кажется, чтобы работать в цирке, его нужно очень и очень любить.

Ваши родители — артист и директор. Как этот взгляд «с двух сторон кулис» повлиял на ваше понимание цирка еще в детстве?

Тогда это натолкнуло меня на осознание простой истины – мелочей не бывает. Мы все в цирке сильно зависим друг от друга, и артисты не единственные, кто должен создавать атмосферу праздника. Говорят, театр начинается с вешалки. К цирку это тоже относится, но я бы добавила, что он начинается задолго до – со взгляда зрителя на афишу и покупки билета в кассе.

Вы поступили в институт культуры на режиссуру эстрады, чтобы «разобраться, как строятся номера». Какой самый главный конструкторский или драматургический принцип вы для себя открыли в тот период?

Законы драматургии, умение чувствовать темпоритм постановки, особенности работы с разными жанрами, методы К.С. Станиславского, М.А. Чехова и других великих мастеров, миллион разных мелочей и нюансов – всё это безумно важно, я думаю, именно для того, чтобы прийти к одной единственной цели – через катарсис подарить зрителю надежду. Жизнь сложная и непредсказуемая, и искусство, конечно, этого не исправит, но в тот момент, когда свет в зрительном зале выключается и артист выходит на манеж, начинает происходить нечто неземное, что-то большое и сильное, то, что в этот момент становится важнее всех проблем на свете. Так появляется надежда, а с ней легче жить, легче работать, строить дома и дороги, растить детей и сажать деревья.

После окончания ВУЗа вы создали «Театр Великой Неправды» в жанре кабаре. Почему вас привлек именно этот формат и что из опыта кабаре вы привносите сегодня в цирковое пространство?

Как по мне, у цирка с кабаре есть точки пересечения: эстетика – яркость, праздничность, эксцентричность; номерная форма, прямое общение со зрителем, серьёзные темы в развлекательной обёртке. На самом деле, оба моих жанра представлены и там, и там – иллюзия традиционно представлена на обеих площадках, а вместо циркового шпрехшталмейстера в кабаре ведёт программу конферансье. Так что мои жанры изначально предполагают это заимствование.

Вы совмещаете роли иллюзионистки и шпрехшталмейстера. Что для вас сложнее: управлять магией предметов или магией внимания зрительного зала?

Мне кажется, задачи иллюзиониста и шпрехшталмейстера очень похожи как раз тем, что им обоим нужно управлять, как вы выразились, магией внимания зрительного зала. (Мне безумно нравится ваша формулировка!) Иллюзионисту – направить её в правильное русло и немного одурачить, а ведущему – разжечь, воодушевить и перенаправить на другого артиста, подать его публике. И то и другое по-своему сложно настолько же, насколько и интересно.

Как современный иллюзионный номер отличается от того, в котором вы работали с родителями в детстве? Что изменилось в технологиях, да и в самих зрителях?

Всё стало быстрее, зрители – внимательнее, требовательнее, искушённее, многие секреты, к сожалению, были раскрыты, и теперь иллюзионисту сложнее завоевать доверие зала. И хоть технически иллюзионный жанр за это время успел шагнуть вперёд, я думаю, что важнее стал сам артист, постановка, смысл и посыл номера. Ведь даже самые старые, всем известные классические трюки при правильной подаче могут поразить требовательную публику. Ведь дело не в технике или секрете, а в способности иллюзиониста подарить людям магию.

Вы — режиссер, драматург и артистка. В какой роли вы чувствуете себя наиболее свободной и творчески реализованной, и есть ли между ними конфликт?

Во всех сферах есть миллион пока не реализованных планов и пока не исполненных мечт, но в любом случае это великая радость – заниматься тем, что действительно любишь. Пожалуй, единственный конфликт заключается в том, что иногда я как артистка не слушаюсь себя как режиссёра, и нужно время, чтобы договориться с самой собой. Такое вот раздвоение личности, нам очень весело.

Ваш театр называется «Театр Великой Неправды». На ваш взгляд, в чем главная «неправда» современного цирка, которую он рассказывает зрителю? И есть ли в нем место «правде»?

Это название родилось из комментария моего мастера по режиссуре, если наши студенческие этюды не внушали ему доверия, он говорил: «Это великая неправда». Конечно, он имел в виду другое, но тогда мне пришла мысль, что всё искусство и есть неправда в том смысле, что это не реальность, это её преобразование, художественное искажение. Не правда, но и не ложь, это важно. А великая – потому что искусство это большое, важное дело. Поэтому и цирк – тоже Великая Неправда, в том смысле что каждое представление — это побег из реальности, массовое погружение в образы, мечты и фантазии. А вот сложнейшие трюки, преодоление человеческих возможностей и все те неповторимые эмоции, что цирк вызывает – это самая настоящая правдивая правда!

Вы пишете пьесы, стихи, песни и создаете цирковые номера. Как эти разные «цехи» уживаются в одной голове? Они питают друг друга или, наоборот, требуют полного переключения?

Для меня всё это очень сильно взаимосвязано. В каждом направлении есть свои особенности, но законы драматургии везде одинаковые и механизм катарсиса для любых произведений искусств работает одинаково. Мне кажется, когда думаешь обо всем одновременно, это вдохновляет и позволяет посмотреть на свои работы под новым углом. Например, мне кажется, цирк очень поэтичный в том смысле, что в нем есть место метафорам, образности, в номерах необходима максимальная эффектность при небольшом метраже, лаконичность, прямо как в стихотворении. Всё это просто разные формы, суть – всегда одна и та же – диалог со зрителем. Это как говорить на нескольких языках сразу, но главное – донести свою мысль.

Когда вы ставите номер для другого артиста, на что вы опираетесь в первую очередь — на его уникальные физические данные или на некую историю, которую хотите рассказать?

Чаще всего я пытаюсь совместить это, потому что в цирке в основном именно через трюки рассказывается история. Так же важно учитывать психофизику артиста, то есть обратить внимание не только на жанр, в котором он работает, и трюковую часть, но и на то, кто он, какой он человек, как он двигается, чем он дышит, что его волнует, о чем через свой номер он мог бы и хотел бы рассказать. Я считаю, что на манеже очень важна личность артиста, это влияет на тон, сюжет и настроение номера, на смыслы, которые можно вложить в постановку. Кроме того, артист должен получать удовольствие от своего номера, тогда его получит и зритель.

Работа в цирке «Виват» — это, по сути, возвращение домой, в стационарный цирк. Что для вас значит эта стабильность после возможных гастролей и проекта в Измайловском парке?

«Цирковые дивертисменты в Измайловском парке» проходили в рамках проекта мэра Москвы «Лето в Москве», и это был для меня очень важный и необычный опыт. Масштабно, ответственно и радостно.
Этим может похвастаться и «Виват» – большие красочные шапито, большие города, замечательные артисты и коллектив, который делает одно большое прекрасное дело.

Иллюзия в цирке — это про чудо. А в чем для вас заключается чудо в реальной, нецирковой жизни?

Очень много чего! Меня до сих пор по-детски восхищает множество самых разных вещей. Думаю, очень важно замечать волшебство вокруг, впитывать его и приносить это ощущение на манеж. Артисту необходимо быть наполненным эмоциями и впечатлениями, чтобы было чем делиться со зрителями. Выходить, так сказать, на сцену с полными руками, с наполненным сердцем и разумом.

Ваш День Рождения — 30 сентября, на стыке знаков. Вы чувствуете в себе это сочетание — аналитичности Девы и артистичности Весов? Как оно помогает в вашей многозадачности?

Уж не знаю насчёт аналитичности, а насчёт артистичности – это уж зрителям судить, но с многозадачностью помогают справляться опоздания, много кофе и большая любовь ко всему, чем я занимаюсь.

Если бы вам нужно было создать иллюзию, которая символизировала бы вашу жизнь, что бы это был за трюк? (Например, «Исчезновение свободного времени» или «Появление 25-го часа в сутках»).

Мне очень нравятся ваши идеи насчёт трюков со временем! Иронично, но сейчас я как раз работаю над новым номером, где время – центральная тема. Я постоянно опаздываю, и это всегда кажется концом света, а идея нового номера родилась из мысли, что опоздание (как и конец света) можно пережить. Пожалуй, украду – позаимствую одно из ваших названий!

Что бы вы сказали 11-летней Кристине, которая впервые выходит на манеж, зная все, что знаете сейчас?

Я бы сказала ей, что всё будет хорошо, что все старания со временем дадут свои плоды. Ещё бы намекнула ей не суетиться на манеже и ещё поработать над гримом, но это до неё попозже и так дойдёт. Как и другие важные вещи.

Фотографии предоставлены героем публикации.


Больше на

Подпишитесь, чтобы получать последние записи по электронной почте.