Максим Черных

«Клоунада — это душа, а не карман»

Максим, вы руководите творческим объединением «Зелёный клоун» в Санкт-Петербурге. Что вдохновило на его создание?

Я давно шёл к этому. Когда мне было чуть больше двадцати, мечтал работать в театре, на сцене. Сначала это были драматические театры, кино и сериалы. Параллельно пробовал себя в клоунаде — в основном на уличных выступлениях, так сказать, лицом к лицу со зрителем.

Спустя десять лет я переориентировался на клоунаду. Неважно, где выступал — вёл свадьбу, корпоратив или городской праздник — везде экспериментировал с образами, выходил за рамки классического ведения и удивлял зрителя перевоплощениями. Дурачился, смешил, импровизировал. Так я познакомился с талантливым режиссёром инклюзивного проекта «Дети тишины» Александром Копосовым. Вместе мы начали создавать спектакли в жанре клоунады для семейного просмотра.

Уникальность проекта была в том, что состав театра — смешанный. На одной сцене играли слышащие и неслышащие актёры. Работа в «Детях тишины» открыла для меня новые горизонты и вдохнула желание искать новое в знакомом жанре.

Когда проект переехал в Грузию, я остался в Санкт-Петербурге. Решение было мгновенным: собрал первый состав — точнее, артистов. Я всегда стремился к универсальному языку, поэтому приглашал музыкантов, режиссёров, танцоров. Сложнее всего было убедить их, что существование на сцене — это точная работа с предлагаемыми обстоятельствами, а не диплом об актёрском образовании. Постепенно мы нашли общий язык и начали творить. Музыкант ездил на одном колесе и играл на аккордеоне, режиссёр массовых мероприятий балансировал метлой на голове… Мы создали два спектакля и разошлись — каждый своим путём.

Появился второй состав нынешнего проекта: барабанщик, эстрадный вокалист и я — режиссёр кино и телевидения. У каждого — свои сильные стороны, а у меня — желание соединить несоединимое, увидеть, что не видят другие, поменять ракурс и получить на выходе что-то третье: эмоцию, радость, интерес.

Так что вдохновило на создание «Зелёного клоуна»? Эксперимент. Жажда искать новое в любимом деле. Самореализация.

Насколько известно, «Зелёному клоуну» присущи трогательность и меланхолия. Вам близко это амплуа?

Первый образ, найденный ещё в школе, — скромный музыкант в очках, с футляром для скрипки, в коротких штанишках. Он вызывал гомерический хохот, потому что я ставил его в обстоятельства, где такие герои не существуют: стоял на голове, танцевал, говорил нехарактерные для него фразы. Герою приходилось выкручиваться и находить выход в непростых для него ситуациях. Так я пришёл к своему внутреннему герою: трогательному, меланхоличному. Это амплуа мне близко. Я ищу в персонаже связь с космосом, с прошлым. Мне нравится погружаться в мир внутреннего бытия, в то, что действительно беспокоит, — но без потери юмора. Только искренняя улыбка помогает разрешить внутренний конфликт и обратиться к зрителю, показав, как можно (а порой и нужно) смотреть на мир.

Чтобы придумать и воплотить оригинальные вещи, с командой важно быть на одной волне. Какие качества вы ищете в коллегах?

Только дисциплина, остальное уже есть у каждого актёра. Я работаю с тем, что есть, а новое ищем на репетициях. На одной волне быть? Неважно. Напротив — каждый должен быть на своей, только тогда рождается необычное. Но цель одна: спектакль.

Вы создаёте семейные спектакли в жанре клоунады и пантомимы. Насколько сложно рассказать одну историю и малышам, и их бабушкам?

Мы тщательно прорабатываем сцены, пропускаем через себя. Чётко понимаем, что поймут дети, а что — взрослые. Вернее, делаем детские спектакли о взрослых. Дети видят смешных героев в понятных ситуациях, а взрослые — себя. Затем ищем нюансы, чтобы достучаться до каждого. Главное — вызвать эмоцию. Ведь взрослые — те же дети.

Бэби-спектакли вы тоже не обходите стороной. Чем интересно это направление?

Это сложный жанр. Театр с пелёнок. Интересен точечной работой: дать малышу и родителю возможность вместе «поиграть» в театр, прожить опыт, который не получится дома. Многие после спектаклей устраивают театральные дни у себя — это вдохновляет. Да и будущие зрители растут.

Какой спектакль стал для вас наиболее значимым? Есть ли нереализованные задумки?

Пока это «Белая история» — трамплин в новую реальность. Её герой долго не решается на поступок, который принесёт счастье, но в финале меняет фуражку начальника железнодорожной станции на соломенную шляпу и шагает к себе настоящему.

В планах — «новый-старый» спектакль. Он уже есть, полгода играли, теперь ждёт своего часа.

Уникальной можно назвать вашу работу в театре для глухих «Дети тишины». Как работали со зрителями, как этот опыт повлиял на вас?

Этот опыт уникален. Работать было удивительно легко: клоунада — язык тела, понятный всем. Со неслышащими актёрами я общался без жестов — как в «Крокодиле». Относился к этому как к тренингу.

«Дети тишины» открыли мне простую истину: искусство безгранично. Выходить на сцену может каждый. Ограничения — в головах, и их надо рушить. Границ не существует.

Вы сочетаете несочетаемое — например, клоунаду и криптовалюты в Crypto Clowns Show. Какие темы оказались самыми популярными?

Этот опыт я тоже вспоминаю с улыбкой. Клоунада многолика — даже о финансах можно говорить её языком. Это был исключительно коммерческий проект, но мы вложили в него душу: сами снимали, монтировали, писали сценарии, носились по Питеру в гриме. В итоге — два сезона по 12 серий о криптовалюте.

Вас можно назвать новатором в клоунаде. Как вы видите её развитие в России?

Новатор ли я? Просто ищу новые ракурсы. Важно не стоять на месте — хоть на голове стой, хоть в себя погружайся.

Клоунаде в России желаю одного: расширять границы. Она должна быть честной. Это про высказывание, а не про заработок. Клоунада — душа, а не карман.

Какие моменты карьеры вызывают особую гордость?

Любая работа над спектаклем. Если придумывается новая сцена или миниатюра — это даёт силы жить и творить дальше.

Что для вас значит быть клоуном? Как это влияет на жизнь вне сцены?

Ещё ребёнком я любил переодеваться и смешить окружающих. Для меня быть клоуном — значит быть собой, быть тем, кем мне было уготовано судьбой. Пафосно, наверное, но это так.

Вне сцены я замкнут, даже суров — испытание для близких. Но они меня любят и принимают таким. Внутренняя работа идёт всегда: я наблюдатель, фиксирую детали, пробую их на сцене. Жизнь и театр для меня едины.

Фотографии предоставлены героем публикации.