Филипп Воробьёв
«Не помню, чтобы кто-то относился бы ко мне строже, чем это делал я сам»
Филипп, вы родились в цирковой семье. Мечтали стать артистом, как и родители?
Нет. Я думаю, что и родители не очень-то хотели этого. Я рос достаточно замкнутым ребёнком.
В одном из интервью вы признавались, что были довольно упитанным ребёнком, страдали диабетом и одышкой, хватали двойки по физкультуре. В какой момент вы заинтересовались спортом, что мотивировало?
Спортом я интересовался всегда. Физически был сильным и, несмотря на лишний вес, был достаточно подвижным. С десяти лет занимался боксом, стендовой стрельбой, волейболом, позже шахматами и баскетболом. А потом случилось чудо: родители уехали на два года в Латинскую Америку на гастроли, и я остался с бабушкой и маленькой сестрой в Таллине. Это были непростые 1989‒1991 годы. Приходилось перед школой вставать пораньше и идти стоять в очереди за хлебом, который выдавали по карточкам. В школе в подвале под руководством учителя физкультуры вырыли и обустроили первый тренажёрный зал. Я был освобожден от эстонского языка и литературы и два года во время уроков тренировался в зале. Три раза в неделю занимался боксом. Зимой нас пускали в школьный зал, где мы играли в баскетбол, а летом ночи были длинные и светлые, мы играли на площадке, которую сами и отремонтировали.
Изменения помогли родителям разглядеть в вас акробата-вольтижёра. Насколько сложно вам давался этот жанр?
Нехватка кадров помогла разглядеть. Просто не было нижних. Исходя из того, что я работаю силовым жонглёром, а не акробатом, можно сделать вывод, что не дался. (Смеётся.)
Вашим руководителем стал ваш дядя, партнёром по номеру — отец. Строго ли они к вам относились, много ли требовали?
Не помню, чтобы кто-то относился бы ко мне строже, чем это делал я сам.
Чуть позже вы стали силовым жонглёром. Почему заинтересовал этот жанр?
Плох тот артист группового номера, который не мечтает сделать соло. Нехватка кадров и травма отца не дали возможности работать этот номер. К тому времени жанр силового жонгляжа уже умер, и я всегда, и даже сейчас был самым молодым и перспективным артистом этого жанра.
Мне посчастливилось видеть ваше выступление вживую. Удивительно, как вы выполняете такие сложные трюки! Наверняка долго и упорно их изучали и подготавливали?
Когда занимаешься тем, что по настоящему нравится и тем, что лучше всего получается, о времени не задумываешься. Да, было всё: и травмы, и разбитая голова, и стёртые в кровь ладони, и сломанные пальцы. Но я не останавливался. Отрыв бицепса, операция — и снова в бой. Травма позвоночника, которая посадила меня в инвалидную коляску, и запрет врачей подходить к штанге только разозлили и дали стимул продолжать. И учиться с этим жить. Тренироваться, лечить, делать всё, чтобы избежать травм.
Сейчас некоторые трюки вы делаете даже с закрытыми глазами. Опасно ли это и сложно ли?
На самом деле несложно. Для меня. А врать я не люблю.
К участию вы приглашаете и зрительниц. Выбираете их наугад или к ним есть определённые требования?
Именно наугад. Иду вдоль барьера, смотрю и беру тех, кто плюс-минус весит от 50 до 80 кг. Но у меня есть запасные варианты, как выполнять этот трюк с женщинами либо слишком лёгкими, либо слишком габаритными. Были и курьёзы. К примеру, работая в Геленджике, мне Игорь Корчагин указал на даму во втором ряду. Но когда она встала и вышла в манеж, у неё оказалась очень впечатляющих размеров нижняя часть. Игорь тогда шёпотом на весь манеж сказал: «Она же не влезет».
Интересно, что вы в составе номера «Встречные русские качели» завоевали «Серебряного клоуна» на XX международном фестивале циркового искусства в Монте-Карло. Какие эмоции вы получили от самого фестиваля и результата?
Разочарование. Мы не взяли золото. Нужно быть лучшими.
Потом вас даже пригласили в Circus due Soleil. Чем запомнилась работа? Какие плюсы и минусы можете отметить?
Это работа в спектакле с лучшими режиссёрами и преподавателями. Я — один из главных героев. Было много выходов. Жаль, что тогда был ещё слишком молод, чтобы полностью это оценить.
Вы проявили себя и как дрессировщик. Расскажите о своих партнёрах: медведях, енотах и носухах.
Это, как не удивительно, одни и те же животные. Медведи, только покрупнее. Меня всегда интересовало, что бы медведи могли сказать обо мне. Исходя из этого и вырабатывалась схема взаимоотношений.
Насколько я знаю, с ними очень непросто найти общий язык, да ещё и добиться выполнения трюков. Как это всё-таки удалось?
Главное и единственное качество, нужное дрессировщику, — это терпение. Каждый день приходишь и делаешь одно и то же. А если ты ещё и внимателен, то животные сами подсказывают, какие трюки они могут и хотят делать, а какие нет. Надо просто вовремя похвалить, приласкать и подкормить.
С животными работает и ваша жена Ульяна Воробьёва. Помогаете ли ей в воспитании питомцев?
Конечно. Одна голова хорошо, а две лучше. И со стороны часто бывает виднее, как себя ведёт животное и какие ошибки у дрессировщика. Я всегда говорю одно и то же: «Не дави на животных. Не дрессируй их во время представления. Оставь в покое, Пусть сами работают, а твоё дело — быть артисткой. Танцуй». И это работает.
В своё время вы получили экономическое образование, позже стали сертифицированным тренером. Могли ли вы поменять работу силового жонглёра на какую-либо другую?
Сейчас будет напыщенно и громко, но фактически это так. Цирк — это жизнь. Но рано или поздно надо будет заниматься чем-то другим. Хотел ли я быть кем-то другим, делать в цирке что-то другое? Нет.
