Мария Сметанова
«В воздухе я — настоящая»
Мария, в детстве вы увлекались живописью. А думали когда-нибудь стать воздушной гимнасткой на трапеции?
Нет, никогда не думала и не мечтала об этом. И походы с родителями в цирк, кажется, не сильно отразились на мне. В зрительном зале я была в своей тарелке. Сейчас роль зрителя может оказаться пыткой. Любовь не только меняет людей, но и рассаживает всех по своим местам.
В цирковую студию «Ералаш» вы пришли в двенадцать лет. Как выбирали коллектив и педагога?
В одиннадцать лет я все ещё рисовала, было здорово, пока не захотелось заниматься гимнастикой. О нём я, тогда пятиклассница, узнала от маленькой девочки на курорте в Египте, где мы отдыхали.
Однако в гимнастику меня не взяли. Ни для кого не секрет, что в спорте разговор короткий, порой даже телефонный. Не прошло ни одного просмотра. Причиной отказа послужил возраст — 11 лет. Никакие другие виды спорта не интересовали.
Однажды зимним вечером мама наткнулась на статью в местной газете о детских коллективах, объявляющих наборы. Среди них оказался и народный цирк «Ералаш». Решила пробоваться — там сказали, что гимнастика у них есть.
Вместо того, что я, как мираж искала, нашла то, о чём и вовсе не имела ни малейшего представления. Это был новый мир, прекрасный и яростный.
Обычно в таких студиях формируется и даже закаляется характер. Какие моменты, ситуации повлияли на вас?
Один из первых диалогов педагога с мамой в дверях Дворца культуры был таким:
— Она дома сама занимается: шпагаты, мостики…
— Я представляю, чем она там занимается.
Это был Александр Романович Любимов. Мой первый и любимый тренер. Человек с непревзойдённым юмором и добрейшим сердцем. Удивительный воздушный гимнаст и педагог с собственным подходом. Тот, кто открыл мне саму себя. Без него не было бы ничего того, что по-настоящему люблю и имею на сегодняшний день.
Несколько месяцев проходила общую подготовку. Никакого воздуха. Групповые номера. Цирковые студии — это большая текучка и свои коллективные правила, а не поле исполнения твоих мимолётных желаний. «Не хочешь — уходишь» — это я слышала в адрес ребят, что занимались не по собственной воле, а, быть может, родительской. Или же они вообще сюда пришли от скуки. Бывает, я по этим разговорам скучаю даже. Нехватку искренности вокруг себя замечать стала, взрослея. Но как же рада тому, что хотя бы росла вот так.
В один из весенних дней были повешены ремни. Все пробовали. Иногда бывает настолько сложно, что ты уже не веришь в реальность происходящего и от осознания безумства выдаëшь то, что о себе и не знала. Но результат всегда обгоняет шок. Вот так было и в тот раз. И много раз после, когда рук не чувствовала от отжиманий, выходов в упор, подтягиваний на кольцах. Это казалось нескончаемым, но я не хотела останавливаться. Всё только начиналось: в меня поверили и начали работать.
К трапеции пришла случайно. Это был единственный свободный, незадействованный на тот момент воздушный реквизит. На тренировках иногда было сложно, страшно, но всегда присутствовали желание и неугомонность. Я снова и снова подставляла стул под трапецию, чтобы только залезть и испытать это чувство — собственное и незабываемое. Первые полтора года мы репетировали и статику, и кач. Это было очень хорошее время. И люди, конечно… Трапеция — это люди.
Сколько времени прошло с момента как вы попали в студию до постановки номера, чем вы вдохновлялись в работе над ним?
Со своим первым номером я вышла на сцену родного, ныне снесённого и существующего только в моей памяти Дома культуры профсоюзов спустя 11 месяцев после первого занятия в студии.
Постановка была под арию Каварадосси в аранжировке Ванессы Мэй. Ей и вдохновлялась — замечательная композиция на века.
Музыка — основное звено в создании действия. А правильно подобранная — ключ к раскрытию не только самого человека, но и всех остальных, уже небезучастных зрителей.
Номер ставили комбинированный: он включал в себя и статичную работу на трапеции, и кач. Хороший, игривый, лёгкий. Теперь всё было по-настоящему, даже в костюме, хоть и не в своём. Главное — на трапеции.
Вы не раз участвовали в спортивных соревнованиях. Зачем вам, начинающей артистке цирка, это было нужно?
Сейчас достаточно много детских цирковых фестивалей, но ещё 7-10 лет назад это дело было не так развито, а неистово готовиться к чему-то хотелось всегда. Поэтому и участвовала в том, что было.
Спортивные фестивали, соревнования — не моë. Понимала это, будучи участницей, но так хотела выступать, что шла на временные компромиссы с собой. Это было несложно, ведь по итогу я в любом случае испытывала счастье. Оно было со мной в стенах спорткомплекса на территории Лужников под протокол судейской комиссии, оно же — в заснеженном шапито Бурятии, где самая высшая оценка для тебя окажется в глазах смотрящего. Всему своë время.
Ещё вы становились лауреатом I степени на фестивале «Никулинская весна». Поделитесь впечатлениями от мероприятия.
Участвовала в «Никулинской весне» в 2018 году. Я вообще очень люблю настоящие цирковые фестивали с огромным количеством участников со всей страны и закулисные истории. Высокая конкуренция — это невозможность сидеть на месте. Потрясающее чувство!
Ещё находясь в стенах Никулинского интерната (там и проводится конкурс) , понимала: это один из самых лучших дней моей жизни.
Работала два номера: трапецию и кольцо. В гала-концерт отобрали трапецию, но, судя по награждению, на общее впечатление повлиял и номер «Эволюция» в кольце. Это был мой не первый, но важнейший выход на новом для меня в то время аппарате.
Участие в данном конкурсе подвело итог обучения в цирковой студии. Дальше меня ждало поступление в ГУЦЭИ.
Вы окончили Государственное училище циркового и эстрадного искусства в Москве. Как строилось обучение здесь?
Первый курс для меня был тяжёлым, чуть-чуть — и отчислили бы. Год студенты проходят основы акробатики, эквилибра (ручного и на проволоке), жонглирования, гимнастики. Мне легко давалось только последнее. То, с чем и пришла.
Я считаю нужным знать теорию и методы преподавания иных жанров, но не вижу смысла в практическом освоении человеком, пришедшим в стены заведения, например, жонглёром, мучиться на брусьях. Это может подорвать веру в себя — истинного и неподходящего под формат общего строя.
Да, есть часть ребят на первом курсе, которые не знают, с чем хотели бы в будущем выпускаться. Они в поиске себя. Возможно, для них это неплохие условия подбора стези таким опытным путём, но я была не из их числа. Поэтому было нелегко, но возможно принять правила как данность и продолжить атаковать акробатическую дорожку, прыгать на трости и трястись на проволоке ради того счастья, что ждало меня чуть позже.
Весна первого курса, квадратный манеж, а сверху слышались обсуждения: «Оставьте, я беру её, она будет лучшей гимнасткой». Это говорила Любовь Степановна Николаева. Человек, который дал не только пропуск на второй и последующие курсы, но и верную любовь, помощь и веру. Человек, закрепившийся в моём сердце навсегда. Одна из немногих в моём окружении в училище, которая никогда не была по отношению ко мне предвзята, поверила в меня, когда никто не верил и не меняла своё мнение ни разу. Для меня Любовь Степановна — один из самых искусных педагогов. Я знаю, что если исполнение понравилось ей, понравится и большинству. Она видела то, что я хотела донести зрителям. Выслушивала идеи и доводила до совершенства безумные трюки. Были реализованы даже те, что я с трудом могла объяснить словами. Без неё не было бы моего выпускного номера, самых любимых и эмоциональных репетиций. Я была бы другой.
Также не могу не сказать о Ларисе Дмитриевне Кузнецовой. Она — икона. Хореограф моей души. В самые тяжёлые рабочие выходы в манеж с температурой или травмами я вспоминала её слова. Они звучат в моей голове также неподражаемо и уверенно, как все четыре года. И когда кулисы открываются, мне становится гораздо лучше, чувствую себя сильнее.
Ваши навыки позволили после учебы сразу устроиться в цирк «Крокус», одно из самых известных шапито. Как вы думаете, в чём причина его популярности?
Несколько составляющих. Во-первых, обширная география работы. Немногие цирковые артисты поедут в дальние регионы. Во-вторых, построение программы. Как избалованный театрализованными столичными постановками ребёнок, могу сказать, что дивертисмент — не пережиток прошлого, а классика. Она никогда не выйдет из моды. Я сильно люблю театр, но за ним обычно иду не в цирк. В-третьих, животные. Кто бы как не относился к присутствию их в манеже, считаю, что многие люди любят цирк именно потому, что в нём есть звери. Возможно, спустя 50-100 лет всë изменится, но тогда будут и совершенно иные поколения. Ну и в четвёртых, клоунада, конечно.
На гастролях вы уже побывали в Хабаровске, Улан-Удэ, Якутске, Благовещенске, Чите, Братске. В каких городах вас смогли удивить зрители и чем?
Мне всегда запоминаются отдельные зрители, что подходят в антракте. С благодарностью, восхищением, вопросами. Такая публика есть во всех городах. У неё открытое сердце, желание жить и делиться самыми дорогими для меня словами.
Интересна реакция на выступления и северных народов, например, якутов. В момент происходящего под сводами манежа кричат, а после с распростёртыми объятьями и не подойдут.
Расскажите о вашем номере. Одинаковое ли впечатление он производит на публику в разных городах?
Через свой номер я общаюсь со зрителем независимо от региона и культурной принадлежности. Каждый по-своему воспринимает увиденное.
Мой номер примет смотрящего так, как он того захочет и насколько окажется готов в момент просмотра быть откровенным в отношении самого себя.
Это история без начала и конца о принятии своих желаний — запретных и настоящих, свободных от мыслей самого человека, но находящих воплощение в нём. Нет сюжетной линии — только чувства, что проносит внутри себя женщина, когда идёт навстречу себе: ограничения и запреты, отчуждение, страсть без выхода и жажда без предела. Немыслимая, заливающая всë криком любовь, сосредоточенная в ней самой.
Многие вещи мы не можем объяснить, но хорошо умеем чувствовать и даже жить с ними.
Люди с твёрдой уверенностью всё-таки считывают разное в увиденном: космос, эротику (не пошлость, а истоки данной необъятной тематики), амазонку, этнику… Солнце!
У каждого правда своя, и для меня огромное счастье иметь к ней непосредственное отношение. Истина тоже есть, но с ней люди обычно уже приходят в зал.
Затрагивать души, а не лезть в умы. Push the Limits.
Артисты и на манеже, и в жизни верят в приметы. А как к ним относитесь вы?
Я не стану перечислять всем известные приметы про ту же спину к манежу или щёлканье семечек в цирке. Скажу о личных. Непосредственно перед выходом на манеж оставляю обувь, в которой пришла, возле самых кулис и мысленно говорю башмакам: «Ждите меня». Не выхожу в неопробованном на репетиционной площадке костюме или с новой причёской. Даже макияж должен быть для меня уже проверенным. Новое может спугнуть, а это беда.
В жизни я не скажу «последний» — только «крайний». А если и произойдёт это, то намеренно. Солнечная погода в день работы — к счастью.
Вы не цирковой ребенок. Как думаете, кому проще достичь успехов на манеже: тем, кто «родился в опилках», или тем, кто пришёл в цирк, по сути, случайно?
Хорошо там, где нас нет. Да, я могу предположить, что у человека, родившегося в цирковой семье, есть некоторые преимущества, например, знания, основанные пусть и на личном, но подлинном опыте родителей и переданные самым роскошным образом. Или фактические умения. Я могу сказать о том, как непросто бывает обгонять тех, кто в свои пять уже спичаг жал от скуки. Возможно, конечно, но исходные разные. Третье — трудоустройство. Пусть мне так видится, никого не хочу обидеть, но династийным проще в этом плане. Многим компаниям, да и людям простым хочется имя артиста в довес к нему самому.
Но я рада тому, как сложилось у меня. Да, моя семья не имеет никакого отношения к цирку, но она даёт простую человеческую поддержку. Для меня её наличие — главное. А применить на площадках смогу самостоятельно.
Работать в цирке без любви невозможно. За что вы любите свою работу?
За самое сильное испытанное и абсолютное чувство любви. За радость каждой репетиции и выхода в манеж к зрителям. Затемнение. Бегу к трапеции — всегда манящему силуэту. И вот я на точке, но ведь спрошу её: «Это ты, да? Да, это ты».
Адреналин вперемешку с самым трепетным и откровенным. Вихрь безудержной страсти разрывает на части. Ощущения, не имеющие аналогов ни с чем земным. Элемент за элементом, я не под куполом — на седьмом небе. В воздухе я настоящая.
Это счастье, которое в самом деле не поддаётся словесному описанию. Оно внутри и находит отражение лишь в улыбке и очередном, ещё одном самом лучшем дне твоей жизни. Если он, конечно, рабочий.
Я благодарна своему делу за травмы и ежедневное преодоление себя. Всему есть своя цена. И только, когда дело касается того, что является для тебя ценнее самой жизни, она всегда будет смехотворно низкой. Любовь сильнее боли, а сила — в выборе.
Не каждый сможет жить во всепоглощающем деле, ориентируясь на нескончаемый зов, но тому, кто всё же выберет для себя эту дорогу, другого пути будет уже не надо.
